И вот я ем бутерброд с редиской. И мне невкусно. Мне никак. И хлеб не тот. И редис безвкусный. И бабули больше нет. И я никогда не узнаю, что она хотела в тот день.
Она никогда мне не снится, моя бабушка. Та самая, которая растила меня до двенадцати лет. Та самая, которую я иногда случайно называла мамой. Прости меня, бабуль. Прости меня. Может, тогда и я смогу себя простить.
Бабушка передо мной в очереди на почте отправляла письма. Настоящие, в конвертах. Много, штук шесть или семь. Мне стало интересно, кому эти письма.
– Бабуль, в наш век любое сообщение на другой конец света идет секунду. А вы пишете письма… Почему?
– Да… Сейчас все так быстро, мне уже не угнаться за вами. Я живу в своей скорости. Мир обгоняет меня. Но это ничего, я не тороплюсь.
– Я к тому, что если в этих письмах что-то важное, может, скорость звука будет очень кстати.
– Важное… Ну как важное… В принципе, там написаны какие-то мои новости стариковские…. Но главная новость – я еще жива. – Бабушка смеется.
– Тогда понятно. Это чудесная новость, и не важно, когда она доставлена, – соглашаюсь я. – Она всегда кстати.
– Да. Это вы, молодые, спешите. А я уже везде успела.
– Здорово. Простите мое любопытство, а кому эти письма?
Бабушка смотрит на меня, будто оценивает, можно ли доверить мне тайну. И вдруг начинает плакать. Прямо на почте.
Я растерялась. Опешила. Я не хотела ее обидеть.
– Ой, простите, простите меня… Я не хотела вас обидеть…
– Слезы без разрешения текут, – извиняется бабушка. – Воспоминания эти… Видите ли, я перед Девятым мая всегда пишу письма. У моей бабушки было четырнадцать детей. Четырнадцать! Представляете? Двенадцать богатырей и две дочки. Одна из этих дочек – мама моя. Богатырями сыновей дедушка мой называл. Так вот все двенадцать ушли на войну. А вернулся только один.
Бабушка закрывает лицо ладонями, пытается унять слезы. Я тоже плачу. Прижимаю к себе сына. Я даже представить не могу. Господи, не допусти войны…
– Дедушка тоже не вернулся. Он был летчик-испытатель. Это был вечный бой за души. Когда стоит выбор, я или Родина, выбора нет. Для них не было, понимаете?
Мы все, посетители на почте, молчим. Притихли. Слушаем. Понимаем ли?
Нет, не понимаем. Просто верим.
– Могилу своего отца я нашла спустя семьдесят лет. Воинский мемориал в Калужской области. Искали всем миром. Столько людей помогали… И могилы всех моих, кто… Я должна сказать им спасибо. И вот, говорю. – Она кивает на почтовый ящик.
Я поняла. Она пишет письма-благодарности всем, кто помогал искать могилы ее родных людей, погибших на войне, всем, для кого память – не просто слово.
Я переполнена эмоциями. Мне хочется обнять бабушку, но мне неловко.
– Как вас зовут?
– Таина.
– Таина? Какое нежное и необычное имя…
– Да. Тайна, покрытая мраком. – Бабушка наконец улыбается.
Мы вместе выходим с почты. Я совсем забыла, зачем приходила.
Мы с Таиной почти деремся, когда я перекладываю ей пирожные, купленные детям.
– Ну что вы, ну зачем? – сердится Таина.
Ну вот как объяснить ей, что «спасибо» недостаточно, что хочется хоть чем-то отблагодарить ее за эти эмоции, за безжалостную правду, за память, за слезы, за письма, за все.
Я настойчиво предлагаю довезти ее до дома, но Таина отказывается.
– Такая погода хорошая, – говорит она. – Сколько у меня еще будет таких погод…
Я понимаю, о чем она. Возможно, когда-нибудь Таина обманет адресата. Письмо придет и скажет: «Я еще жива», а это будет неправдой. Письма очень долго идут…
– Оля, а хотите, я вам напишу письмо? – вдруг спрашивает Таина.
– Очень хочу. Очень. – Мои глаза снова наполняются слезами.
– Дайте адрес…
Я записываю свой домашний адрес на клочке бумаги, отдаю Таине. Она бережно убирает его в блокнот. Она обязательно напишет мне письмо.
Мы с детьми машем Таине и смотрим, как она неторопливо идет к своему дому. Я буду очень ждать ее письма. Письма, в котором будет написано много разных стариковских новостей. Но я прочту в нем между строк самую главную новость: я еще жива. И буду очень верить, что письмо меня не обмануло…
Я живу с мыслью, что каждую минуту жизнь может измениться к лучшему. Мне так проще жить. Я все время жду хороших новостей, притягиваю их. А если случается плохое, я думаю: так-с, это плохое – ступенька к хорошему. Именно на контрасте с этим «плохо» я буду особенно ценить свое наступающее «хорошо», которое уже совсем близко. Очень хочу заразить этой мыслью окружающих.
Вот сейчас забежала в магазин. В очереди передо мной женщина с дочкой. Девочке лет пять.
– Мам, можно я сама выложу продукты на ленту? – спрашивает она. Очень хочет помочь.
Мама нервничает, может, опаздывают куда, может, просто не выспалась.
– Давай, только быстрее… – говорит она дочке рассеянно.
Девочка быстро начинает метать продукты из тележки на ленту. Спешит. Мама доверила такое дело, надо оправдать ожидания! И вдруг пакет с пшеном падает на пол и лопается. Пшено почти не высыпалось, но пакет порван. Девочка в ужасе замерла. Что она натворила!
– Ну вот. – Мама вздыхает. – Так и знала! Вот доверь! Ну, руки-крюки! За что ни возьмешься…. Надо теперь взять новый пакет пшена!
Девочка беззвучно плачет. Она больше не хочет ничего перекладывать. Она неумеха. Руки-крюки. Так сказала мама.
– Давайте сюда этот, крупа почти не просыпалась, я вам в целлофан положу и заберете, вы же порвали! – говорит кассир.
– Мы не порвали, мы уронили. Он сам порвался. Мне нужен целый пакет пшена! – раздраженно говорит мама.