Она кивнула.
– Лена, дорогая, ничего не бойся. Я тебя искренне поздравляю – с тобой случилось лучшее, что может случиться с женщиной. Нет в жизни большего счастья, поверь. Просто нет! Бессонные ночи – это такая маленькая цена за счастье быть мамой, которую любая женщина заплатит, не задумываясь. И чем трудней нам на этом пути, тем сильнее мы любим наших детей, понимаешь? И рядом всегда будут те, кто поможет тебе пройти этот путь.
– У меня нет мужа. И мамы нет.
– Лена, это печально, но все равно это не повод не рожать. Наверняка есть друзья и подруги, родня, коллеги.
– Да, сестра есть. Тетя. Подруги.
– Ну вот. А еще есть люди вокруг, которые тебя поддержат просто так. Вот как ты меня сегодня. Не выдала и кофе принесла. Добро всегда возвращается бумерангом.
Двери лифта открылись, и мы обнялись на прощание.
– Береги себя, Лена, – сказала я.
Она улыбалась блестящими от слез глазами и неистово махала мне на прощание. Я шла домой и думала о ней.
...Подвиг – это необязательно что-то великое. Иногда подвиг – это решиться на важное, преодолеть себя, не сдаться, когда страшно, не отчаяться, когда плохо.
Лена, все будет хорошо. Я не знаю, как ты проживешь свою жизнь, совершишь ли подвиг, изобретешь ли важное лекарство, покоришь ли космос. Я знаю одно. Однажды 20 лет спустя ты придешь на встречу с одноклассниками. И вы все будете хвастать своими победами, делиться впечатлениями о жизни и, проникнутые душевностью, засидитесь допоздна. И вот когда вы дружной гурьбой выйдете на школьное крыльцо подышать воздухом, к тебе на глазах у всех твоих повзрослевших одноклассников подойдет высокий худой парень и скажет:
– Мам, ты скоро? Я волновался…
А ты заботливо накинешь на него капюшон и ответишь:
– Сейчас иду, сын…
И ради этого мига стоит жить, терпеть боль, не спать ночами, переживать ветрянки, мазать разбитые коленки, волноваться за него на экзаменах, стоять у окна в полночь в ожидании его возвращения… Этот миг, Лена, делает тебя героем. Тебя и любую другую маму.
Надо только его дождаться. И он обязательно случится. Однажды 20 лет спустя…
У меня в бардачке машины давно катается бесхозная пачка сигарет. Ума не приложу, откуда она взялась, может, кого-то подвозила и случайный пассажир выронил?
Однажды я стояла в тягучей пробке на МКАДе. Прямо передо мной вклинился пахучий грузовик, обитый болотным брезентом с табличкой «ЛЮДИ».
Внутри – молодые солдатики. Сидят, бедные, в форме, взмокшие от жары и выхлопного амбре, уставшие, но улыбаются мне, подмигивают. Они из грузовика смотрят на меня сверху вниз и видят через лобовое стекло мое задравшееся выше коленок платье и ноги. Я целомудренно и бесполезно пытаюсь прикрыться, чем вызываю у ребят бурную приветственную реакцию. Смущаюсь, но потом начинаю улыбаться в ответ.
Вдруг самый крайний, лысый и слегка лопоухий солдатик, сидящий у выхода, показывает мне пантомиму, будто курит невидимые сигареты.
Я понимаю, что он уточняет, не курю ли я и нельзя ли стрельнуть у меня сигаретку. Видимо, сверху, из грузовика, не видно моего семимесячного живота. Тут же вспоминаю о своей «заначке», достаю ее из бардачка и показываю солдатику через лобовое стекло. Он изображает восторг, мол, да, то что нужно!
Напоминаю, мы в пробке, почти не движемся. Я выскакиваю из машины и подбегаю к грузовику.
– Держите, ребят, – протягиваю я курево.
– Ооо, спасибо, – гудит радостный рой голосов. – А зажигалки нет? А то надо щас скурить, потом отберут…
– Зажигалки нет, – расстраиваюсь я, и тут бородатый мужик из стоящей рядом иномарки опускает стекло и протягивает зажигалку.
– Возьмите! – улыбается…
Ребята в кузове даже зааплодировали такой удаче! И тут… Слышу, как заголосили клаксоны соседних машин. Все опускают стекла и протягивают свои сигареты – в дар солдатикам.
Я пробежалась и собрала пять разных пачек и две бутылки воды. Чем богаты… Взрослая холеная женщина в красном джипе отдала свои длинные, ментоловые сигареты с трогательным:
– Вот, ребяткам… Солдатикам…
В общем, я с полными ладонями добычи подбегаю к грузовику и передаю сигареты «ребяткам». Лопоухий солдатик, перегибаясь через заслон, пытается в знак восторженной благодарности поцеловать мне руку, но не дотягивается и просто жмет ее, но с таким глубоким чувством, что у меня наворачиваются слезы.
У меня тоже растет сын. И если когда-нибудь ему придется вот так же ехать куда-то – ну, а вдруг? – пусть ему в пути попадутся такие же отзывчивые люди, которые от всей души дадут ему глоток воды или прикурить…
– Ментол водиле отдадим, – хрипло хохочут ребята, и тут пробка наконец оттаивает, машины начинают медленно ползти вперед, и грузовик с ребятами уходит в крайний правый ряд.
Остальные водители провожают солдат клаксонами, ребята машут в ответ. Они курят и выглядят почти счастливыми. Один из них что-то рисовал и в последний момент выдрал небольшой листочек из блокнота, и к слову «ЛЮДИ» на машине вместо буквы «Д» приложил нарисованную им букву «Б».
Получилось «ЛЮБИ».
А у меня гормоны шалят, я расплакалась. От щемящей жалости к этим уставшим от жары молодым парням, от того, что вот прямо сейчас они не могут пойти туда, куда хотят, а их везут туда, куда надо. Надо Родине.
...Дорогие наши стойкие оловянные солдатики!
Спасибо вам за то, что вы есть. За то, что у вас нет плоскостопия, но есть силы вынести все бытовые сложности. За вашу готовность нас защищать. За ваш оптимизм и несломленность.