Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Страница 48

Со мной не надо любезничать. Спаси моего ребенка, и я пойду. Она к нам прониклась. У нее самой муж слабослышащий. Слух упал после менингита, перенесенного в детстве. Она рассказала в доверительном разговоре на крыльце больницы.

– Катя не слышит, – сказала я.

– Неизвестно еще, – сказал муж.

– Катя не слышит, – сказала я.

Врач побледнела. Я видела это за маской. Катюша проснулась и резко села на кроватке.

– Привет, родная, – я взяла ее на руки, поцеловала в сонные глазки.

Врач хлопнула в ладоши.

– Катя. Катя! КАТЯ-Я-Я!

Катюша не обернулась.

– Неизвестно еще, – сказал муж.

Мы с врачом посмотрели друг на друга. Мы обе думали об одном.

– Оля, я инфекционист, я не лор. Я вас сейчас к лору направлю… Он посмотрит. Может, серная пробка…

– Да. Это просто серная пробка, – кивнул муж с готовностью.

Я посмотрела на врача, поймала ее глаза. Какая, к черту, серная пробка. Она сняла маску.

– Оля. Сначала менингит. Его надо вылечить. Потом слух. Динамика хорошая. По менингиту. В среду сделаем повторную пункцию. Если менингит побежден, то я должна оставить вас тут еще на неделю по правилам. Но я отпущу. Напишешь отказ и беги, детка. Времени у вас нет, если…

Я наткнулась на взгляд врача. И поняла, что если.

– Это просто серная пробка, – сказал муж.

Мне захотелось его убить и обнять одновременно.

Раздался раскат грома. Дочка улыбалась. Она не знала, что так громко. Она не слышала. Я помню этот день по минутам. Я после него три месяца прожила с обугленным небом, не поднимая головы. Просто стояла на остановке, пережидала дождь. То есть жизнь. Было так больно, что не хотелось дышать. Так и жила, согнувшись, словно меня сильно ударили в солнечное сплетение.

Когда-то, помню, мне стало интересно, почему солнечное сплетение так называется, и я выяснила, что при ударе в эту область, в живот, в сгусток нервов, «меркнет свет». Меркнет солнце, и человек теряет сознание.

Вот точно. Обстоятельства – болезнь дочери, ее глухота – ударили так, что померк свет. Я жила без сознания, без чувств, без перспектив, на автопилоте. Ходила, рефлекторно согнувшись. Мне все время хотелось плакать и отчаянно искать справедливость, предъявлять Богу свои прошлые заслуги. Сложное детство. Праведную жизнь. Добрые дела. Огненный диплом. Грамоты с работ. Крепкую семью. И спрашивать Его язвительно: «А Ты мне что? Болезнь дочери?»

Хотелось понять причинно-следственную связь. Отыскать «за что?» и устранить. Восстановить справедливость.

На самом деле то, что случилось в моей семье, – это ни для кого не урок. Урок – это когда можно сказать: я понял и больше так не буду. И сделать работу над ошибками.

«Жи-Ши» пишется через «И». Понятно? Понятно. ЖИ-ви. Ды-ШИ. А здесь что? Что «не буду»? Что понятно?

Я просто проиграла в жизненной лотерее. Так бывает. С хорошими людьми случаются плохие вещи.

Но главная ценность ситуации – в обжигающем правдой инсайте: справедливости нет. Жизнь есть, а справедливости нет, поэтому отбалансировать ваше счастье и несчастье в жизни некому.

– Как нет? – испуганно спросите вы. – А что есть?

А есть выбор. Только он. Живите не по бартеру. Не потому, что за это Бог пошлет вам счастье и отсутствие проблем. Не потому что вы заключили некую ментальную сделку с Всевышним: я буду хорошим, а ты мне – здоровье и счастье.

Нет этой сделки. Точнее так: вторая сторона, в дальнейшем именуемая Бог, об этой сделке не в курсе.

...

Будьте хорошими просто так. Без «а взамен».
Будьте ими, потому что «я не могу иначе».
Потому что быть плохим очень накладно для совести.

Грехи засоряют душу, покрывают ее миазмами зла и неприятия, старят, озлобляют, впечатывают в вынужденное одиночество.

Можно, конечно, быть сволочью, но ведь гангрена души неизлечима, и никто не захочет вас любить, а жить в дефиците любви, без подзарядки теплом, гораздо тяжелее. Тогда жизнь становится беспощадно бессмысленной…

В общем, выбор. Выбор – это все, что у нас есть. Помните анекдот, когда мужик в церкви спрашивает у священника:

– Батюшка, скажите, я не пью, не курю, жене не изменяю, я правильно живу?

– Правильно, сын мой. Но зря.

Вот он, мой главный вывод после пережитой трагедии. Живите как хотите. Главное – не зря. Все равно все будет не так, как вы планируете. Но так, как должно быть.

И единственное, что вам подвластно, – это принять. Принять, все, что должно случиться, с высоко поднятой головой. Выбрать жить. Не сдаться, не сломаться, не потерять себя.

…Мы починили дочку. Скоро все будет совсем хорошо. В доме звенит самая чудесная мелодия на свете – беззаботный смех наших детей. А мы с мужем плачем. Все три месяца плакали и сейчас плачем. Просто повод разный. То плакали от горя, теперь – от счастья.

На обугленном небосклоне снова выглянуло солнце. И я недоверчиво щурюсь. Неужели солнце? Правда? Я оттаиваю от ледяной беды, отряхиваю пепел страданий, возрождаюсь, оглядываюсь вокруг. Надо же! Как тут у вас красиво!

Режиссеры в самом конце фильма любят вставлять нарезку из кадров, не вошедших в фильм. Как правило, это забавное ситуативное ассорти дублей, где кто-то перепутал текст и что-то пошло не по сценарию. И слышен закадровый смех. И он как бы напоминает, что увиденное на экране – это не жизнь, а просто работа режиссера и команды людей.

Этот образ сейчас про меня. Три месяца, холодея от отчаяния, я смотрела фильм ужасов. Я прожила их в холодном поту, зажав ладонями глаза. Нет, нет, только не это!